7 декабря исполняется 90 лет со дня рождения Михаила Яковлевича Найдича (1924 - 2005), поэта, участника Великой Отечественной войны.


Родился будущий поэт на Украине. В неполные 17 лет добровольцем ушел на фронт. Впоследствии написал об этом всем запомнившиеся строки «Я только раз использовал все связи, чтобы попасть на фронт в 16 лет». Служил в воздушно-десантных войсках, в артиллерийской разведке; принимал участие в боях на Украине, в Сталинграде. После тяжелых ранений оказался в свердловском госпитале и больше не смог вернуться на фронт. Остался в нашем краю, стал нашим, уральцем. С 1947 г. жил в Свердловске. В 1952 г. окончил факультет журналистики УРГУ.

Дух фронтового мужества ожил в его стихах, ставших теперь главным содержанием его жизни. Уже в 50-е годы имя Найдича прочно встало в ряд имен, объединяемых уважительным названием «поэты фронтового поколения».

Автор 25 книг стихов и прозы, изданных в Свердловске, Москве, Тюмени. Награжден орденами Отечественной войны II степени, Славы III степени, Знак Почета, 11 медалями, Лауреат премии им. П. П. Бажова, премии Губернатора Свердловской области.

***

Е. Хоринской

Лето кончилось. Вот и сутулится дом.

На продрогшую степь и глядеть неохота.

Не водой след копытный наполнился —

льдом,

лето кончилось… Иль показалось всего-то?

Скрип деревьев, тоска металлических скоб.

Фонарей беспокойство. Встревоженный табор.

Но к чему изумительный калейдоскоп

неспроста подступающих к сердцу метафор?

Умолкают деревья: не сойти бы с ума;

и на согнутых травах стыдливая вата.

И не лето уже, и еще не зима,

и до осени, болдинской, далековато.

Прямота аллей

***

Наши ахи и наши охи

тонут в царстве, где ветер спит.

Вновь стрекозы, эти пройдохи, —

наподобие велоспиц.

А овражек травою скован —

наш с тобою притихший дом.

Значит, скоро, предельно скоро

под макушкой лета пройдем.

Промелькнут оленьи копытца

у лесных полян, на краю,

чтоб июльским дням перелиться

из моей ладони в твою.

***

Бескрайние степи. И это же здесь

шаги мои первые!.. Время, запомни:

окно моей памяти не занавесь

ни пылью, ни грохотом каменоломни.

Там ветер не спрашивал, не вопрошал:

а кто я? какая такая персона?

Земной, удивительно сказочный шар

себя от Ахтырки открыл до Херсона.

Я знал безошибочно, именно где

от птичьих рулад, хоровых, да и сольных,

вплотную подходит к днепровской воде

зеленый солдатик — притихший подсолнух.

Не знаю, смогу ль удержаться от слез,

но южную степь позабуду едва ли,

когда вознесемся и что-то всерьез

нам ангел сыграет на белом рояле.

***

Взлетает взгляд почти как птица —

с оконца, с дерева, с крыльца,

и здесь так просто заблудиться,

подумать: счастью нет конца,

поверить: рассчитались с тенью,

легко перечеркнули тьму.

Лишь показалось? Заблужденье?

Но ты потянешься к нему.

И, вешний день пройдя до края,

поймешь: есть искорка в груди,

и повод есть, в сирень ныряя,

забыть о том, что впереди.

***

Мы скоро все поймем, поднимемся над горем

и радостью пустой, приблизившей рассвет,

в конце концов и мы сумеем, переспорим

того, кто говорил, что смысла вовсе нет.

Зачем тогда, скажи, кивают кроной сосны,

и голос юных трав взошел на этажи,

и ласточка крылом слегка задела солнце

и режет синеву, зачем тогда, скажи?..

Вот небо над рекой качнуло коромысло,

а майский полумрак на улочках притих.

И плодоносит сад — и разве мало смысла

в качании ветвей, в нарядах белых их?

Мы скоро все поймем. А не поймем — попросим

все разъяснить сполна, от ноты до до си.

Но жизнь у нас внутри, ее в себе мы носим,

предчувствуя слова:

— Несешь?..

— Несу…

— Неси!..

***

Края небес внезапно потемнели,

и голубь, разрезая летний зной,

нес темное послание — не мне ли? —

стучал о подоконник жестяной.

Ты где теперь? — почти строка романса…

Изношенный, заслуженный удел.

И загустели тучи. И остался

лишь голос твой:

— Ты этого хотел?

***

В лесочке парковом светлей —

его лучом коснулся гений,

недаром прямота аллей

сравнима с прямотой суждений.

Деревья с солнышком на “ты” —

глядятся в золотую лунку,

свои надежды и мечты

с утра вытягивая в струнку.

Прилечь бы… головой — к стволу…

Дышать, точить спокойно лясы.

И слушать: раздвигая мглу,

чуть ниже корни шевелятся.

А их мечты почти сбылись:

им снится истина простая,

до былей и до небылиц

веселой кроной дорастая.

***

Теснятся звезды, падая отвесно;

на кладбище и то, глядите, тесно.

Мир до предела уплотнен, набит;

лишь малый промежуток — для обид —

остался. Но найти его не просто.

Сейчас бы опрокинуть дважды по сто

в каком-нибудь кафе. Потом — домой.

В саду скамейка. Сяду. Бог ты мой,

опять нет писем целых три недели.

Слова и обещанья… А на деле?

Тревога неизбежная… Тоска…

И боли — от виска и до виска…

Пойду к вокзалу, что ли, по привычке —

там с ветром бойко спорят электрички.

Иль на бревно присяду, может быть…

Мне все равно, где о тебе грустить…

***

Время уходит, его не спасла позолота.

Думаешь — только тебе? Даже дереву больно.

Руки, а что вам запомнилось?

“Только работа”, —

руки ответили и опустились безвольно.

Камни — и те не всегда доживают до старости,

но ничего не поделаешь: воля не наша.

И поздним вечером падают с ног от усталости

водопровод, электричество и тетя Маша.