К 155-летию писателя-фантаста
Герберт Уэллс – английский писатель и публицист. Автор известных научно-фантастических романов «Машина времени», «Человек-невидимка», «Война миров» и др.
После Жюля Верна – самый выдающийся в мировой литературе поэт научно-технического прогресса. Но в отличие от Ж. Верна, он стал гениальным провидцем много, что случилось с человечеством в XX веке.
Очень многие зачитываются художественными произведениями Герберта Уэллса, но мало знают о его поездках в Россию, в особенности в дореволюционный период и их влиянии на его творчество, в том числе, и на публицистику.
Интерес к России сопровождал Уэллса на протяжении почти всей его творческой жизни. Он возник в 1905 году в связи с событиями первой русской революции. Большую роль сыграло знакомство с Горьким в Америке. Уэллс трижды приезжал в Россию. У него было множество русских друзей. Среди них: Алексей Толстой, Корней Чуковский; учёные – Иван Павлов, Ольденбург; советский посол в Англии Майский. Кроме того, Уэллс был женат на русской женщине – Марии Игнатьевне Закревской. Неудивительно, что среди героев Уэллса иногда попадаются русские, а действие некоторых его романов протекает в России.
История России двадцатого века – войны, разруха, голод, революционные битвы, строительство Советской власти, индустриализация – всё это были факторы, оказавшие самое прямое и непосредственное воздействие на творческое сознание Уэллса. Размышления о судьбах России и в связи с этим о судьбах человечества – постоянный мотив публицистики Уэллса 1920–1930-х годов.
Первое знакомство с Россией (и первое осмысление её исторического пути) состоялось у Уэллса в ходе его поездки по стране в 1914 году. Уэллс приехал тогда в Россию без какой бы то ни было миссии. Он мало встречался с русскими литераторами или общественными деятелями. Петербургские и московские газеты почти не откликнулись на визит знаменитого английского писателя, который к этому времени был уже широко известен в России (к концу 1913 года тут вышли два собрания сочинений Уэллса, не считая многочисленных журнальных публикаций и отдельных книг).
Уэллс прибыл в Россию инкогнито. Он был гостем секретаря русского посольства в Лондоне Бенкендорфа, который пригласил писателя провести несколько дней в Петербурге и Москве. Уэллс предполагал придать своему визиту совершенно частный характер и тем самым избежать официальных встреч и газетных интервью.
Отправляясь в свою первую поездку по стране, которая по разным причинам давно его интересовала, Уэллс имел довольно смутное о ней представление. Это представление он почерпнул из единственной беседы с Горьким, которая состоялась в 1906 году в Америке, из романов Тургенева и из многочисленных книг и статей о России, которые буквально наводнили Европу.
В 1909 году в авторском предисловии к первому русскому собранию своих сочинений он писал:
«Когда я думаю о России, я представляю себе то, что читал у Тургенева и у друга моего Мориса Беринга. Я представляю себе страну, где зимы так долги, а лето знойно и ярко; где тянутся вширь и вдаль пространства небрежно возделанных полей; где деревенские улицы широки и грязны, а деревянные дома раскрашены пестрыми красками; где много мужиков, беззаботных и набожных, весёлых и терпеливых; где много икон и бородатых попов; где плохие пустынные дороги тянутся по бесконечным равнинам и по темным сосновым лесам. Не знаю, может быть, всё это и не так; хотел бы я знать, так ли это».
Поездка не прошла для творчества писателя бесследно. Во второй части известного «воспитательного» романа Уэллса «Джоан и Питер» имеется целый раздел, специально посвящённый России 1914 года и представляющий собой своего рода лирический путевой дневник.
Уэллс заставляет своих героев повторить собственный маршрут: «Петербург – тогда ещё не Петроград – погостили у знакомых около Валдая, провели суетливую неделю в Москве и окрестностях и вернулись через Варшаву». Однако русские разделы этого романа не содержат подробного отчёта о передвижениях и встречах Уэллса. Общую картину России и русской жизни Уэллс рисует отдельными штрихами, но тщательно подобранными: «Серые, но поражающие широтой пейзажи России, петербургские улицы с чёрно-золотыми магазинами под вывесками с яркими изображениями продаваемых товаров – для неграмотного населения; ночная толпа в Народном доме; десятиверстный переезд в санях по замерзшей реке, деревянный помещичий дом за каменными воротами, компания веселых гостей, выбежавших после ужина поваляться в рыхлом снегу и полюбоваться сквозь ветви деревьев звёздами, высокие красные стены Кремля, вздымавшиеся над Москвой-рекой; пёстрое великолепие Троицкого монастыря; бесконечное число бородатых священников, татары-лакеи в малиновых кушаках».
«Отсюда и до Северного полюса – Россия и Великое пространство, голодный север, мёрзлая тундра и пустыня, пределы человечества. Отсюда и до Владивостока, Россия и вся Азия. К северу, к западу, востоку и югу тянутся бесконечные просторы», – пишет он.
Уэллс воспринимал Россию также и через призму широко распространенных в Европе представлений о «святой Руси», вдохновлявшейся Великой Русской Идеей, которая гнездится где-то в мистических глубинах души русского мужика. «Азия надвигается на Европу – с новой идеей. Когда видишь это, лучше понимаешь Достоевского. Начинаешь понимать эту Святую Русь, и она представляется чем-то вроде страдающего эпилепсией гения среди народов – вроде его Идиота, добивающегося нравственной истины, протягивающего крест человечеству. Христианство для русского означает – братство», – описывает Россию Уэллс.
Россия была для него не просто загадочной и варварской страной. Она была страной жестоких контрастов, острых противоречий, страной, задавленной царским самодержавием, темнотой и нищетой. Со страниц романа встает облик земли, где правит произвол, где всё продается и покупается, где благоденствующие, ленивые и бесчестные процветают, а честные и деятельные голодают, сидят по тюрьмам и каторгам.
Герой второй части русского раздела романа смотрит на портрет российского самодержца, висящий в Государственной Думе: «Перед ним стояла фигура самодержца с длинным неумным лицом, в четыре раза больше натуральной величины, одетая в военный мундир и высокие кавалерийские сапоги, приходившаяся прямо под головой председателя Думы. Портрет этот был таким же явным оскорблением, вызовом самоуважению русских людей, каким был бы грубый шум или непристойный жест».
Портрет царя, равно как и московские кресты, был для Уэллса символом, олицетворявшим «жестокую и насквозь подкупленную систему репрессий». Уэллс ничего не говорит здесь о грядущей революции, но некоторые строки этой книги говорят о предчувствии великих потрясений.
В истории первой поездки Уэллса в Россию имеется одно обстоятельство, которое до последнего времени оставалось не вполне ясным. Уэллс, как мы теперь уже знаем, побывал в Петербурге, в Москве и в каком-то поместье под Петербургом. Но вместе с тем он сумел получить довольно чёткое, хоть и поверхностное представление о жизни русского крестьянства. Из его сочинений начисто исчезли свойственные для многих европейских произведений «дома, раскрашенные пёстрыми красками», «беззаботные, веселые и набожные мужики». Россия у него – серая и неприглядная.
Лишь в мае 1965 года кое-что стало проясняться. Газета «Новгородская правда» опубликовала фотографию Герберта Уэллса, сделанную зимой 1914 года в деревне Вергежа Чудовского района. Фотография эта вызвала целый ряд откликов. Откликнулись, в частности, две женщины, которые были очевидцами пребывания Уэллса в деревне Вергежа. Они рассказали, что Уэллс был гостем известного революционера-народника А.В.Тыркова. Хозяин и гость обошли всю деревню, заходили в избы, беседовали с крестьянами. В деревне Вергежа Уэллс соприкоснулся не только с жизнью русского крестьянства, но и с идеями Народной воли, и это наложило определённый отпечаток на его последующие русские впечатления.
Особое место в поездке 1914 года занимают впечатления Уэллса от спектаклей Художественного театра. Там он увидел «мыслящую Россию». Не ту, которая молится, не ту, которая, наевшись за помещичьим столом, валяется в снегу и гоняет на тройках. Он увидел Россию, которая бурлит и ищет новых путей.
Уэллс высоко оценил искусство мхатовцев, которое он назвал «алмазом совместных усилий и плодотворной организации». Но главное его внимание на спектаклях привлекала публика. Вот где он, как ему казалось, увидел молодую Россию. «Художественный театр, – писал он, – словно магнит притянул к себе свой элемент из огромной варварской смеси западников, крестьян, купцов, духовенства, чиновников и ремесленников, заполнявших московские улицы».
Во второй раз Герберт Уэллс, уже убеждённый социалист, приехал в Россию ранней осенью 1920 года, тогда состоялись его знаменитые встречи с Лениным. О его впечатлениях в ту поездку хорошо известно.
В 1934 году Уэллс снова приезжает в СССР. Главная цель – встреча со Сталиным. Сталин встретился с Уэллсом 23 июля 1934 года. Он был очень предупредителен, прост, приветлив. Уэллс, до этого высказывавшийся о Сталине не очень благоприятно, ушел от него очарованный им, – несмотря на спор, который между ними возник. Уэллс упорно втолковывал Сталину, что понятие классовой борьбы устарело и не отражает реальность. Сталин, возражая ему, спокойно излагал свою собственную точку зрения на этот вопрос. Говорил он убедительней, и опубликованный текст беседы вызвал комментарии, в большинстве своем неблагоприятные для Уэллса».
«Сталина как «сильную личность» Уэллс не переставал почитать до последних своих дней. Среди портретов, висевших над диваном, на котором он умер, была и фотография Сталина.
Было бы интересно вообразить, что бы написал великий фантаст о сегодняшней России, доведись ему здесь побывать.
