Лонгрид от Библиотеки №2
«Война – совсем не фейерверк, а просто – трудная работа»
Читая эти строки Михаила Кульчицкого, поэта-фронтовика, погибшего в Великую Отечественную, представляем ли мы себе наглядно сказанное им?
За громким словом «подвиг» стоят и бои, и изматывающая подготовка к ним, и изнурительные марши. Очень редко говорится о том, что воевать было неимоверно тяжело физически. Об этом говорится негромко. В бытовых деталях нет ничего романтичного: одежда, которую не снимали неделями; пот, грязь и вши, невозможность выспаться и когда короткий сон под открытым небом (порой в снегу или в грязи) там, где упал без сил – уже счастье. За это, как и за пройденные километры дорог и переброшенные кубометры земли, наград не дают. Это обычный солдатский труд.
На войне как на войне
Оборудовать огневую позицию – это отрыть окопы для орудий (глубиной около метра) и рвы для укрытия расчетов. После этого перед окопами соорудить бревенчатые заборы высотой метр-полтора, а вместо рвов– блиндажи, перекрытые как минимум в три наката (слоя) бревнами и земляной подушкой сверху.
Минометчики
Пехота совершает марш. Это значит, что пулеметы Максим тащат на себе, разобрав на тело, станок и 8-килограммовый щит. Станок "хорошо ложился на оба плеча", но через "час-полтора" вес в 35 килограммов давал о себе знать. Тело пулемета (благодаря уступу между коробом и кожухом) "хорошо входило в плечо", на которое взваливал его другой боец расчета, но все равно было нелегким - 20,2 килограмма. А если в кожухе была залита вода для охлаждения ствола, то и 24,2. На марше еще несли на своих плечах десятки канистр с водой для охлаждения пулеметов и 100 тысяч патронов к ним. Это не считая винтовок и гранат, вещмешков с сухпайками, котелками и фляжками. И, конечно же, сапёрных лопат.
Закон прост - чем глубже траншея, тем больше шансов выжить. Каждые сутки по несколько окопов могли менять, а вместо сна по ночам для танков капониры копали, громадные такие ямы с въездами, когда только пушка из-под земли торчит. И так день за днём с кровавыми боями и лопатой в руках пешком полторы тысячи километров от Курской дуги через Белоруссию до Восточной Пруссии.
Известный липецкий врач Евгений Глизнуцин (18-летним пареньком в 43-м принял боевое крещение на Курской дуге): «Наш 896-й стрелковый полк, где я был командиром пулемётной роты, под Курск перебросили в марте 43-го. Это сейчас мы знаем, что там крупнейшее танковое сражение произошло. А тогда и термина Курская дуга не было. Нас выгрузили в чистом поле и приказали день и ночь рыть противотанковые рвы, окопы и траншеи в человеческий рост».
Оборонительные сооружения. Курская дуга
Вспоминая о Курской битве, необходимо говорить и о трудовом подвиге советских воинов. Объем выполненных инженерных работ там был огромен. Всего возвели восемь оборонительных полос и рубежей общей глубиной до 300 километров. Каждая армия первого эшелона построила три полосы обороны. Помимо этого Центральный и Воронежский фронты возвели три оборонительных рубежа. Было построена 72-километровая железнодорожная ветка для снабжения войск. (Четыре, а то и пять-шесть кубометров земли выкапывали наши солдаты и мирные жители перед Курской битвой.) За два с половиной месяца обширная территория стала единым бастионом - такого в истории еще не было. Поэтому фашисты и назвали свое наступление операцией «Цитадель», но такой многослойной обороны, что была создана под Курском, немецкие генералы не ждали.
По воспоминаниям Евгения Глизнуцина, рытьё окопов изматывало физически (В боях было легче. Длились они час, или два, или целый день. То артобстрел, то авиабомбёжка, то наши наступают, то немцы контратакуют. Время молниеносно летит).
Окопать танк Т-34. Каждый из четырех членов экипажа должен вынуть 7-8 кубометров грунта (все вместе – около 30 м³). Заправить Т-34 - это перелить 10-литровыми ведрами из бочек в баки танка 500 литров горючего, поднимая при этом ведра на высоту более полутора метров.
Бой в танке — это грохот, жара, а летом (если вентилятор не успевал удалять пороховые газы) еще и духота. За 12 часов боя в танке Т-34-85 танкисты, в зависимости от специализации, в среднем теряли в весе от 2,2 до 3,1. Последняя цифра относится к заряжающим, которые управлялись в тесном пространстве с 16-килограммовыми патронами.
Из воспоминаний танкистов:
«В Т-34 с 76-мм пушкой, "когда тяжелый бой, редкий заряжающий выдерживал его до конца. [...] Смотришь, а он лежит на боеукладке - угорел, наглотавшись этих газов, и потерял сознание. После длительного марша "мехвод" Т-34 "весь вымотанный был": переключение передач требовало таких усилий, что наваливаться на рычаг приходилось, бывало, вдвоем со стрелком-радистом. А "танковый марш весь состоял из таких упражнений».
«Мне как-то раз довелось в бой механиком идти. До чего же нелегкое занятие. На рычаге усилие в тридцать два килограмма. После атаки я просто лег. Хорошо, меня потом комбат вернул на командира орудия».
Бьют беглым огнем 152-мм гаубицы М-10. Это значит, что каждый из трех бойцов артиллерийского расчета - бойцы-ящичные (извлекающие из ящиков 40-килограммовые снаряды и 4,5 - 8,4-килограммовые гильзы с порохом), установщики (ставящие в нужное положение взрыватель снаряда) и заряжающие - за 15 минут перебрасывает в среднем по полторы тонны веса ( все вместе - 4500 кг).
«Их сразу можно было узнать по фигуре»
Александр Твардовский: Немец был силен и ловок, /Ладно скроен, крепко сшит...» (поэма «Василий Теркин», глава «Поединок»).
Писатель-фронтовик Борис Васильев, воевал в воздушно-десантном полку
Писатель Борис Васильев (служил в - «Я немцев образца сорок второго хорошо знаю, мои основные стычки с ними происходили. Метр восемьдесят минимум».
В воспоминаниях советских фронтовиков мы читаем одно и то же: повстречавшиеся им в бою или (убитыми либо пленными) после боя немцы — это "здоровые, мордастые", ""длинный, здоровый", "дюжий", "дородный", "плечистый», «здоровенный рыжий детина, головы на две выше меня", "здоровенный такой мужик» и т.д.
Летчик Николай Иванов о своем приземлении после прыжка с парашютом из горящего Як-9Т "А наши приняли меня за немца - я длинный был [...]".
Николай Иванов (слева в нижнем ряду), служил в авиации
У бежавших из плена немцев, отмечал бывший горный егерь Зигфрид Эрт, не получалось затеряться в России: "их сразу можно было узнать по фигуре". Вот разве что одного беглеца "было не отличить от русского": "маленький, приземистый"
«Очень много маленьких...»
В декабре 1940-го генерал-лейтенант Иван Музыченко отметил на совещании, что к «тяжелой службе в пехоте приходит молодежь нашей страны после отсева от комплектования авиации, артиллерии, танковых частей, конницы, инженерных частей, частей местной охраны и т. д. …в пехоту приходит "слабый, малорослый боец. Не секрет, товарищи, что сплошь и рядом мы можем наблюдать в частях такого бойца, который по своему росту, по своей комплекции настолько жиденький, ну, просто неоформленный ребенок, причем порой он даже ниже винтовки" (длина винтовки образца 1891/30 г. со штыком - 166 сантиметров).
Евгений Бессонов о полученном осенью 1943 года его мотострелковым взводом пополнении: «Большинству в 1943 году исполнилось 18 лет, - Физически они были неокрепшими, роста в основном ниже среднего, щупловатого телосложения [...]".
«18-летний минометчик Владимир Логачёв в 1944-м таскал 19-килограммовый ствол 82-мм миномета при собственном весе 51 кило...»
«Травмы войны»
Это были лишь несколько фактов тяжелейших физических условий, в которых воевали и шли многокилометровые марши советские воины. И они дошли до Берлина!
Победа ковалась изнурительной, страшной, грязной, кровавой работой. И самую важную роль Победе сыграла психология русского солдата, способного преодолеть любые трудности. Вот как писал Михаил Кульчицкий о преодолении:
…Марш!
И глина в чавкающем топоте
до мозга костей промерзших ног
наворачивается на чeботы
весом хлеба в месячный паек.
На бойцах и пуговицы вроде
чешуи тяжелых орденов.
Не до ордена.
Была бы Родина
с ежедневными Бородино.
Урон, нанесенный солдатам их трудом на пределе (и за пределом) человеческих сил — это то, что остается «за кадром», как и последствия ранений, увечья, будет напоминать им о себе на протяжении всей жизни. И это тоже память войны.
О всех последствиях тягот войны нам не дано знать. Это из тех самых факторов, о которых умнейший и опытнейший, прошедший четыре войны врач Николай Пирогов (1810-1881) в своих работах называл «травмами войны»: «В моем понятии, всякое насильственное лишение, сопряженное неразлучно с войной, уже несет на себе более или менее характер травматизма. Даже такое насилие, как... лишение пищи, питья, обременение тела различными тяжестями, утомление, в конце концов, причиняет тоже нарушение связи и целости органических частей. Кто определит на войне в организме раненого границы между разрушительным действием клина, сотрясением нервной системы и расстройством тканей от предшествующих лишений, измененным составом крови и т.п.?».
«Жизнь, жизнь»
В художественном фильме «Зеркало» Андрея Тарковского Великая Отечественная война представлена одним-единственным фрагментом хроники, и это не боевые действия, а не постановочные съемки перехода через «гнилое море» Сиваш (часть Крымской операции, когда наши войска подступили к противнику с казалось бы, неприступной стороны). За кадром звучит стихотворение Арсения Тарковского в исполнении автора. Этот эпизод каждый раз поражает мыслью о разрушающих тело тяжести и слякоти и их физическом преодолении. «Но на свете смерти нет ...» – звучат строки гениального произведения прошедшего войну поэта, и все, что мы видим, воспринимается острей, и в то же время на ином, не бытовом, а бытийном уровне.
Источники:
