Лонгрид к 100-летию Ю. М. Лотмана, выдающегося русского филолога и литературоведа
Лотман Юрий Михайлович (1922 – 1993) - один из создателей структурно-семиотического метода изучения литературы, основателя Тартуско-московской семиотической школы. Сил и таланта исследователя хватало на разные темы и направления: от древних текстов до современных Лотману произведений, от истории литературы до семиотики кино, от быта до поэзии. Сам Умберто Эко считал его своим учителем. Юрий Михайлович был членом нескольких Академий наук в разных странах, автором и ведущим телевизионных передач «Беседы о русской культуре».
«Искусство и наука - это как бы два глаза человеческой культуры».
(Ю. М. Лотман)
«Искусство – самый экономный и компактный способ хранения и передачи информации». «Искусство дает нам прохождение непройденных дорог. Искусство – это не «летом вкусный лимонад», а возможность пережить непережитое».
(Ю. М. Лотман)
Ольга Седакова, поэт, филолог:
Юрий Михайлович Лотман был великий ученый и великий педагог. Разбирая тексты русской литературы XIX века, он ставил перед всеми, кто его слушал, этические вопросы. И слушатели его всегда понимали, что речь идет не только о трактовке «Капитанской дочки», но и о них самих.
Мне кажется, что его центральной мыслью было достоинство человека. (Dignitas времен Ренессанса и Просвещения (к которым он, несомненно, относился). Это достоинство каждый должен был почувствовать в себе. При том, что в окружающей (тогда еще советской) жизни тебе то и дело внушали: ты ничего не стоишь, кто ты такой? И человек сам себе уже начинал говорить: «да кто я такой».
Юрий Михайлович отвечал на это: ты – человек, я – человек, и этого достаточно. Это высокое достоинство быть человеком и сохранять самостоятельность мысли и поведения. Не принимать на веру разные глупости. А прямым следствием того, что у человека есть достоинство, становилась свобода.
Но достоинство это вовсе не восхваление себя или других. У достоинства есть и другая сторона – взыскательность. Человек с достоинством взыскателен к себе. Именно достоинство не позволяет ему сделать что-то халтурно, потому что это унизительно для него.
Это главное из того, чему я училась у Юрия Михайловича. И хотела бы, чтобы все мы и теперь продолжали этому у него учиться.
«Культура начинается с запретов». «Диалог всегда немного сражение. Потому что, если соучастник диалога думает точно также, как я, то мне его легко понимать, но он мне совсем не нужен».
(Ю. М. Лотман)
Любовь Киселева, заведующая кафедрой русской литературы, Тартуский университет, Эстония:
Юрий Михайлович Лотман был замечательным ученым, одним из самых выдающихся гуманитариев XX века. Кроме того, он был замечательным педагогом, профессором и человеком. Более 40 лет он преподавал в Тартуском университете, создал свою «школу» – и научную, и педагогическую, и – я бы сказала – «человеческую», с особым складом человеческих взаимоотношений. Его ученики работают в самых разных странах мира и теперь уже сами являются выдающимися учеными. Лотман - это целая эпоха в нашей гуманитарной науке.
Я была его студенткой. Поступив в 1967 году в Тартуский университет, стала слушать его лекции, занималась в его семинаре, писала под его руководством курсовые, дипломную, а потом и диссертацию. И с 1970 года, еще, будучи студенткой, по приглашению Юрия Михайловича поступила на кафедру русской литературы лаборанткой, а с 1974-го –преподавателем. Так я стала его коллегой, хотя для меня, конечно, Юрий Михайлович навсегда остался учителем и заведующим кафедрой, даже когда он перестал быть заведующим официально. Я с ним работала до 1993 года, до его кончины.
Явление великого человека – это счастье и удача. И как уж – по воле Божьей – такие люди появляются в мире, вряд ли мы когда-нибудь сможем понять.
Юрий Михайлович был человеком из замечательной интеллигентной семьи, отец - юрист и архитектор по образованию, мать – зубной врач. У родителей было четверо детей: старшая сестра стала композитором и музыковедом, вторая – доктором филологических наук и прекрасным ученым, третья - врачом-кардиологом в Ленинграде; сын был самым младшим ребенком. Так что семья дала ему большой импульс.
Важно и то, что Юрий Михайлович учился в Ленинградском университете в то время, когда там преподавали великие ученые. Это был университет на вершине своего развития. И он дал ему хорошую школу. Юрий Михайлович всегда считал, что и опыт войны, которую он прошел от первого до последнего дня (и после войны оставался в армии, демобилизовавшись лишь в 1947 году) дал ему необыкновенно много.
Его собственный огромный талант, окружающие люди, университетская и жизненная школа – все это вместе дало нам великого ученого.
Его научная деятельность развивалась в достаточно трудных условиях. Были и преследования со стороны властей. У него прошел обыск, и он чудом избежал более серьезных эпизодов. А в какой-то момент его отстранили от заведования кафедрой, конечно, по идеологическим соображениям. Но Юрий Михайлович всегда считал, что не обстоятельства, а сам человек определяет свою жизнь. И он был человеком исключительно мужественным, не поддающимся внешнему давлению. Хотя его относительно ранняя смерть, может быть, – свидетельство того, что сопротивление стоило ему здоровья. Но он не поддавался. И это тоже говорит о масштабе его личности.
По какой линии шло сопротивление? Например, чтобы добиться проведения конференций и летних школ по моделирующим системам, издать их материалы, свои труды, приходилось обивать начальственные пороги, убеждать, доказывать, выслушивать претензии, а порой и цитировать Маркса-Ленина. Он на лекциях всегда говорил то, что считал нужным говорить, хотя никто никогда не знал, кто сидит на лекции, может быть, и кто-то, кто пойдет и донесет. В конце концов, это и случилось перед его обыском. Обвинения в его адрес были совершенно абсурдные, чуть ли не радиостанцию он имел какую-то шпионскую.
Конечно, Юрий Михайлович был связан с теми, кто занимался диссидентской деятельностью, и, в частности, с Натальей Горбаневской. Она останавливалась у него, и ее дети были вместе с ней на даче у Лотмана.
У Лотманов вообще был очень открытый дом. Юрий Михайлович продолжал традицию старых профессоров еще Петербургского университета: он всегда считал, что со студентами нужно общаться не только в аудитории, но и вне ее стен. Он и семинары часто проводил дома, там же консультировал своих студентов и аспирантов.
Его жена, Зара Григорьевна Минц, великолепный педагог и большой ученый, тоже принимала дома студентов и аспирантов, в доме у них всегда кто-то был.
Юрий Михайлович был человеком огромной эрудиции, хотя, будучи скромным, полагал (часто припоминая изречение Сократа), что ничего не знает и до конца жизни хотел учиться. Со стороны было даже странно это слышать, потому что он был человеком невероятных знаний, но ему хотелось узнавать все больше и больше. Однако не огромная эрудиция все-таки определяет масштаб ученого. Сама по себе она далеко не всегда приводит к тому, что человек начинает новаторски мыслить и изящно и точно излагать свои мысли. У Лотмана был великолепный, аналитический и артистический ум, очень большая широта мысли.
Сейчас у нас в Тарту ежегодно 28 февраля проходит международный Лотмановский семинар. Вся наша кафедра, его ученики и ученики его учеников так отмечают день его рождения и отчитываются перед своим учителем. К нам приезжают ученые из разных стран, и дело Лотмана продолжается.
«Всё, что не имеет конца, не имеет и смысла».
(Ю. М. Лотман)
Олег Генисаретский, философ, культуролог:
Начиная с 50-х годов XX века Тарту стал местом особого притяжения. Туда ездили не только интеллектуалы на семиотическую школу, но и клубящаяся вокруг журнала «Юность» «золотая молодежь». Для кого-то был притягателен скрытый в истории современного Тарту русский Юрьев, для кого-то – немецкий Дерпт. Но самым большим магнитом стала как раз Московско-Тартусская семиотическая школа. Хотя первые семинары по семиотике прошли в Москве, со временем все перекочевало в Тарту, где в то время любили проводить разного рода всесоюзные конференции. Я несколько раз участвовал в «школах» и делал на них доклад.
Каждое входящее в жизнь новое научное поколение обречено «бежать впереди паровоза». Впереди паровоза бежали кибернетики, когда философский словарь 1954 года называл ее лженаукой. Но ракеты надо было строить, и через 15 лет уже появились книги «Кибернетика на службе коммунизма». Также с социологией. Сначала ее ругали, на чем свет стоит, а через 15 лет писали книжки «Социология идеологической работы».
Ученый всегда бежит впереди паровоза, а идеологические войска подтягиваются потом. Но вот семиотика показала такой – международный – класс игры, что ее не удалось догнать никаким идеологическим войскам. Восходящая к знаменитой «формалисткой школе» в литературоведении (Якобсон, Шкловский и др.), ставшей первым признанным во всем мире вкладом русской гуманитарной мысли в мировую науку, семиотика быстро утвердила и удержала свою новизну и значимость, сразу признанную на мировом уровне.
Посылка у семиотиков была простая. Есть естественный наивный язык, а есть метаязык, на котором описывается первый язык. Он был назван «вторичной моделирующей системой». А его выделение породило огромное количество новых вопросов и тем, нуждающихся в научной разработке.
Надо сказать, что первое же совещание по семиотическим системам в Москве вызвало очень жесткую критику со стороны классических филологов. Они очень долго упражнялись в противостоянии новой школе. Но поскольку времена после 1956 года были уже вполне вегетарианские, это не сопровождалось клеймением на партийных собраниях и увольнением с работы.
Тартуская школа формально была открытым мероприятием, куда мог приехать кто угодно. Но по сути своей она была скорее «закрытой». Собиравшиеся на ней люди были плотно связаны кругом идей и столь содержательных разговоров, которые не всякий мог понять. Больше всего она была похожа на неофициальную аспирантуру.
Но главное в Тарту все-таки заключалось не в успехах семиотики как таковой, а в том, что на тартуские школы съезжался цвет свободной и содержательной мысли. Александр Пятигорский, Георгий Щедровицкий, Владимир Топоров, Вячеслав Иванов. Они могли принадлежать к разным интеллектуальным центрам, но это были два десятка собранных вместе лучших интеллектуалов страны. С невероятной плотностью осведомленности обо всем и способностями и желанием ставить и обсуждать проблемы. Такого не было нигде, кроме Тарту. И это делало его магнитом.
«Стыд – это чувство свободного человека, а страх – это чувство раба».
(Ю. М. Лотман)
Людмила Горелик, доктор филологических наук, профессор Смоленского государственного университета:
Моя кандидатская диссертация была о рифме, стиховедческая, а в то время официальная филология отталкивала точные методы, статистику. Стиховедение не поощрялось. Я с диссертацией, в которой использовались статистические методы исследования, три года не могла устроиться на защиту. Советы были только в столицах, и никто диссертацию не брал – таких тем просто боялись. Взяли только в Тартуский университет. Так я и попала в Тарту к Ю.М.Лотману. Он меня спас: принял к защите мою диссертацию. В первую встречу Юрий Михайлович вызвался быть оппонентом на защите моей диссертации, это была очень большая честь, я до сих пор горжусь.
«История - один из побочных результатов возникновения письменности».
(Ю.М. Лотман)
Алла Лескова, писатель, блогер:
Я была студенткой Юрия Михайловича Лотмана, за что навсегда благодарна судьбе. Понимание, что перед тобой великий ученый и человек, пришло само собой – лекции, семинары, конференции, отношение к Лотману старших студентов и преподавателей, и русских, и эстонских, физиков и математиков (они тоже приходили послушать Юрмиха, именно так мы все его называли между собой).
Кафедра Тартуского университета считалась вольнолюбивой. На семинары приезжали диссиденты, жили у кого-то из студентов или преподавателей. В университете учились также ребята еврейской национальности, не принятые в другие университеты Союза…. В основном математики и физики. Тарту тогда стал прибежищем для не очень любимых властями слоев населения.
Юрий Михайлович был очень хорошим человеком. В наше время это звучит как архаизм. Сейчас почти никто не пользуется категориями «хороший – плохой»… А Юрий Михайлович часто о великих деятелях русской культуры и истории мог сказать: «Это был очень хороший человек» или «Это был очень плохой человек». И лицо его или мрачнело, или светлело. Как будто был знаком с этими деятелями лично.
Сколько бы мы ни говорили о многозначности, полифоничности человека, жизнь, душевный опыт кричит мне о том, что ничего не поделать - есть хороший человек, а есть плохой. Поэтому для меня Юрий Михайлович - это не только прекрасное образование, это бесценная прививка от подлости. Как минимум, Лотман научил нас отличать хорошие книги от плохих. Те, кто у него учились, насколько мне известно, почти все стали прекрасными людьми.
Жена Лотмана Зара Григорьевна Минц была моим научным руководителем. Я у нее защищала диплом по прозе Блока. У них был очень открытый дом и всегда много студентов, где все были накормлены, напоены, такое братство было.
У меня осталось много визуальных впечатлений об Учителе. Я помню не столько то, что он говорил, сколько то, как он говорил. Помню обаяние его. Часто вспоминаю его глаза и смех. Это был смех грустного человека, смех печальных глаз, понимавших что-то такое, что не дано понять другим. Но смеялся он всегда весело и с удовольствием.
Юрмих был очень учтивым человеком. Перед каждой проходящей мимо студенткой, уж не говоря о женщинах-преподавателях, всегда снимал головной убор. Обращался к студентам – коллеги.
«Даже когда мы молчим, мы молчим на каком-то языке». «Интеллигентный человек - это человек внутренне свободный и бесспорно уважающий себя».
(Ю. М. Лотман)
Источники:
https://www.aphorism.ru/authors/jurijj-lotman.html
https://ru.citaty.net/avtory/iurii-mikhailovich-lotman/
https://rg.ru/2017/02/27/kak-iurij-lotman-stal-gradooobrazuiushchim-chelovekom.html
