Библиотечный центр «Екатеринбург»

«Если быть – так быть лучшим!» («Два капитана»).

«Быть честным, не притворяться, стараться говорить правду и оставаться самим собой в самых сложных обстоятельствах». (В. А. Каверин)

Предлагаем нашим читателям познакомиться с отрывками из воспоминаний историка Лилии Белинькой, которая, по стечению обстоятельств, стала последним секретарём Вениамина Александровича Каверина, а также с выдержками из интервью с внучкой писателя, филологом и переводчиком Татьяной Бердиковой.

«Многие читатели искренне верили, что главный герой романа «Два капитана» Саня Григорьев – реально существующий человек, и обращались к нему с вопросами и просьбами. Роман успешно издавался во многих капиталистических странах: в Англии, США.  Из Америки в качестве гонорара ему прислали пишущую машинку знаменитой фирмы «Ундервуд». Переводить валюту в Советский Союз было ведь невозможно. Правда, дед на этой машинке не печатал, всегда писал от руки. Печатала бабушка». (Из интервью с внучкой В.А. Каверина, филолога и переводчика Татьяны Бердиковой).

Отдыхаем, и я произношу: «Вот не думала, что буду пить чай с живым классиком!» И тут В.А. рассмеялся – весело и открыто, запрокинув голову. Так хорошо рассмеялся, что я потом часто ловила себя на желании рассказать что-нибудь забавное, чтобы снова и снова видеть, как он смеётся.

В июле 1986 года, желая сократить путь от станции до дома, я решила пройти лесными тропинками, запуталась в них и опоздала минут на двадцать. За это время В.А., по его словам, придумал сюжет нового романа:

– Я назову его «Силуэт на стекле». Я однажды видел такой силуэт. Между героями романа большая разница в возрасте, её брат настроен против них…

Я прочитала вёрстку «Заветной черты» и несколько дней в себя прийти не могла…

– Ненашев – это немножечко вы?

– Это автобиографическая повесть.

Работали мы обычно в библиотеке: В.А. диктовал, сидя в кресле, а я сидела на детском стульчике у низкого плетёного столика за портативной пишущей машинкой. Я старалась как можно лучше и быстрее выполнить работу – разложить по конвертам и папкам письма, статьи, газетные вырезки.

Однажды, уже заканчивая «конвертирование» документов, слышу, как В.А. (он в это время стоял у стеллажа с папками) произносит:

– Если бы вы знали, как вы мне помогаете!

– Чем же? – я это спросила, не прерывая работы, чтобы уточнить, какое из моих занятий он имеет в виду.

– Самим своим существованием.

Запомнилось, что все три слова начинались на «с».

(Вениамин Зильбер (Каверин), гимназист)

Как всегда, работаем, и вдруг В.А. говорит: «Лиля, я хочу сделать вам предложение, но думаю, что вы его не примете…» Пока я ошалело соображаю, что к чему, В.А. продолжает: «Я хочу съездить в Псков на празднование двухсотлетия гимназии, где я учился, теперь школы №1 имени Леона Поземского. Я хотел бы, чтобы вы меня сопровождали». Уразумев, в чём дело, я радостно кричу: «Конечно, поеду! С вами хоть на край света!».

(Родные В.А. Каверина и Ю.Н. Тынянова у здания школы № 1, 1989)

Поездка эта состоялась в октябре 1986 года. Кроме секретаря, В.А. сопровождал сын, учёный-вирусолог Николай Вениаминович Каверин. В.А. был очень оживлён, всё ему было интересно: и торжественное заседание, посвящённое юбилею, на котором он выступил с приветственным словом, и экспонаты удивительного музея, посвящённого выпускникам гимназии (затем школы №1), и встреча с читателями (он подарил детской и юношеской библиотеке – теперь это библиотека им. В. Каверина – своё восьмитомное собрание сочинений), и проект памятника литературным героям – двум капитанам, – который представил ему молодой архитектор В. Бурыгин из Ленинграда (скульптор М. Белов не смог приехать в то время в Псков).

(Братья Зильберы с друзьями. Слева направо: Вениамин, Александр, Давид Зильберы, Юрий Тынянов, Лев Зильбер, Мирон Гаркави)

«На долю деда выпало немало испытаний. Старший его брат – микробиолог Лев Александрович Зильбер – был трижды репрессирован. Очень тяжело Вениамин Александрович переживал и то, каким гонениям и унижениям подвергался Михаил Зощенко, с которым его связывала многолетняя дружба. После известного постановления ЦК ВКП (б) о журналах «Звезда» и «Ленинград» Зощенко оказался в полной изоляции. От него отвернулись почти все. Увидев Зощенко, многие знакомые переходили на другую сторону улицы. А дед продолжал с ним общаться и всячески поддерживал. Обо всем этом можно прочитать в его последней книге «Эпилог», которая писалась «в стол» и увидела свет уже после смерти деда». (Из интервью с внучкой В.А. Каверина, филолога и переводчика Татьяны Бердиковой).

Дубулты. Дом творчества писателей имени Яна Райниса. 1987 год. В.А. с увлечением качается на качелях и уходит с пляжа только потому, что «мальчишки смеются». А вечером мы слушаем в Соборе органные пьесы Брунса, Баха, Мендельсона, Степиньша.

Во время прогулки В.А., смеясь, декламирует эпиграмму Е. Шварца:

«Каверин Вениамин

Бил быт,

Был бит.

Вне себя от гнева,

Так и гнул налево.

А теперь Вениамин

Стал примерный семьянин».

При возвращении с прогулки приятная встреча: седая женщина с открытым интеллигентным лицом подходит к нам и благодарит В.А. за выбор профессии, о котором она никогда не пожалела. Это Валентина Павловна Попова, доцент микробиологии из Воронежа. В 1952 году она прочла «Открытую книгу» и поступила в медицинский институт. В.А. с чувством целует ей руку. Позже, размышляя об этом случае, он произносит:

– Значит, я вмешиваюсь в жизнь читателей? Это свойство литературы двадцатого века.

Вечером гостим у Нины Васильевны и Валентина Дмитриевича Оскоцких в пансионате «Правда». Вениамин Александрович оживлён, прекрасно себя чувствует, разрумянился. Сидит он в кресле тёмно-вишнёвого цвета, и жаль, что некому было его тогда написать: получился бы изысканный живописный портрет в тёплых тонах.

Нас провожают. По дороге речь идёт об особенностях 1937 года – звонишь приятелю, а отвечает незнакомый голос о Горьком: по мнению В.А., в нём было что-то разбойничье. Сталин боялся, что он может выкинуть что-то неожиданное. Отсюда вероятность отравления.

«В 2001 году по роману «Два капитана» поставили мюзикл «Норд-Ост», который стал печально известен из-за случившегося в 2002-м теракта на Дубровке. Деда уже в живых не было. Он умер в 1989 году. Я знакома с авторами этого мюзикла. Они приходили к нам – ведь чтобы экранизировать произведение или поставить спектакль, нужно получить у автора или его наследников разрешение. Потом мы были на премьере. Мюзикл всем нам очень понравился. А спустя год случилась эта страшная трагедия». (Из интервью с внучкой В.А. Каверина, филолога и переводчика Татьяны Бердиковой).

1 августа 1987 года в нашу размеренно-лирическую жизнь, нисколько не нарушив её гармонии, ворвалась шаровая молния в облике Мариэтты Чудаковой. В.А. оживлён, он и двигается энергичнее. Во время прогулки по пляжу он убеждает Мариэтту не сдерживать себя как художника при создании «Жизнеописания Михаила Булгакова». А вечером в Соборе, опять же втроём, наслаждаемся органной музыкой: слушаем Баха, Клерамбо, Франка, Вальтера.

Разговариваем о книге «Два капитана», которую я считаю маяком для людей того страшного времени, о чём и сказала Вениамину Александровичу.

– Книгу оценил даже Сталин. Со слов Тихонова, он отметил, что роман приключенческий, но на психологической основе. Для него это тонкое замечание!

О том, что книга эта помогла ему живым выйти из «Большого Дома» в Ленинграде, В.А. написал в «Эпилоге».

В.А. диктует так быстро, что я еле успеваю печатать. Переспрашиваю:

– Что? Регина Владимировна?

– Вообще-то, я сказал «Ирина Владимировна», но этот вариант интереснее.

Так и стала одна из героинь романа «Над потаённой строкой» зваться именем моей любимой учительницы истории, из-за которой я и стала историком.

Вениамина Александровича интересно слушать, с ним интересно разговаривать, с ним интересно молчать. Один из секретов его обаяния состоит в том, что он сохранил особенности, присущие людям разного возраста. В нём органично сочетаются озорной и упрямый мальчишка, пылкий и стремительный юноша, зрелый и опытный мастер, мудрый мыслитель.

Теперь он снова работает. Повесть «Силуэт на стекле» появится в одном из номеров «Знамени». А Вениамин Александрович пишет роман, в основе которого лежит судьба писателя, необычайный характер которого давно занимал его воображение. Это Борис Лапин, журналист и беллетрист, оставивший ряд своеобразных книг, в которых действительность причудливо соединяется с воображением. Эта книга сложилась из нескольких сюжетов, отразивших далёкие друг от друга стороны жизни страны, и не только нашей. Действие происходит в Москве, Ленинграде, на Кавказе, на Памире, на Камчатке, в Испании и т. д.

(Вениамин Каверин и Лидия Тынянова, жена писателя)

«Моя бабушка Лидия Николаевна Тынянова – младшая сестра известного литературоведа и писателя Юрия Николаевича Тынянова. А Юрий Тынянов был одноклассником и другом дедушкиного брата Льва. Познакомились дед и бабушка еще подростками, поженились совсем молодыми и прожили вместе 62 года. Бабушка была детской писательницей, она автор биографий Марии Ермоловой, Миклухо-Маклая и ряда других книг. Их дети Наталья и Николай стали учеными. Мама моя – профессор фармакологии. А дядя был крупным вирусологом.

Случались ли в жизни деда чудеса? Чудо случилось во время войны. Бабушка с детьми уехала в эвакуацию. И они с дедом потеряли друг друга. Она не знала ничего о нем, он – о семье. И вдруг услышала по радио написанный им очерк о Ленинграде. Какая была радость: жив! К слову, во время войны дед был фронтовым корреспондентом». (Из интервью с внучкой В.А. Каверина, филолога и переводчика Татьяны Бердиковой).

По словам В.А., он ни разу в жизни не сел за письменный стол небрежно одетым, без галстука. «Всё, что он написал, а это восьмитомное собрание сочинений (вообще-то, набралось бы на все двенадцать томов», – считал В.А.), было действительно написано рукой. С моим появлением В.А. стал диктовать свою прозу, но всё же сначала писал главу за главой в толстой тетради. Диктуя, он что-то изменял, вставлял, потом редактировал машинописный текст».

25 декабря В.А. рассказывает мне свой сон:

– Мы с Лидией Николаевной в чужой стране. Это огромный дом, где нам нет места для ночлега. Никуда не пускают – всё занято. Вдруг как-то удаётся пристроить Лидию Николаевну. Не попрощавшись, она исчезает, и я понимаю, что так надо. Решаю обратиться за помощью к Сталину, больше некуда. Знаю, что меня к нему не пустят. Жду, когда кто-нибудь выйдет из приёмной, чтобы проскользнуть туда. Проскальзываю. Сталин – не Сталин. Это какой-то маленький, жалкий, сморщенный, жёлто-седой старик. Он лишь бессильно разводит руками.

– Я вас понимаю, – говорю я и выхожу.

И всё-таки ночлег мне предложили. Но надо заплатить триста рублей. Вот на этом я и проснулся.

«В быту дед был неприхотливым. Когда оставался на даче один, варил себе и собаке овсянку. Во время войны у него открылась язва и всю жизнь давала о себе знать. Поэтому он любил каши. И особенно гречневую. А еще – клубничное и малиновое варенье, которое варила бабушка. Переделкино – место лесное. В лесу хорошо растет малина. К чаю нередко заходили соседи. Для этого не требовалось особое приглашение. Калитки тогда не запирались. Приезжали к деду и его друзья из Киева – поэт Леонид Первомайский и писатель Савва Голованивский. Дед с ними переписывался. Вообще, дом был гостеприимный. Помню, как дед вручал моим оставшимся пообедать друзьям «Огуречную медаль» (кружок огурца). Медалистом становился тот, кто первым съедал свою порцию». (Из интервью с внучкой В.А. Каверина, филолога и переводчика Татьяны Бердиковой).

Вениамин Александрович отвечает на вопросы булгаковской анкеты для журнала «Советская литература» на иностранных языках. Отметил свободу творчества, к которой сам стремился всю жизнь и которой, увы, не достиг.

Я пытаюсь возражать:

– Ваши читатели не поверят. То есть поверят в вашу искренность, но не согласятся с вами.

– Я не могу поставить себя рядом с Булгаковым, с Заболоцким. Это совсем другой класс.

Снова остаюсь в Переделкине. На этот раз мы слушаем музыкальную трагедию Евстигнея Фомина «Орфей». Как-то я рассказывала о том, что бетховенское звучание впервые появилось в России ещё до Бетховена. Вениамин Александрович заинтересовался, и я принесла пластинку. Имя Е. Фомина и его музыка стали для него настоящим открытием. Утром следующего дня Каверин взял том «Литературной энциклопедии», чтобы подробнее прочитать о драматической судьбе либреттиста Якова Княжнина.

Говорим о Тютчеве – его жизненном пути, значении личной жизни, отношения к женщинам для его творчества, о необыкновенно точных и тонких наблюдениях, о том, что он, как это ни удивительно, не испытывал влияния Пушкина. Разговор возник в связи с тем, что мы наблюдали необыкновенно красивый закат: «Лишь где-то на западе бродит сиянье…». Вениамин Александрович часто цитирует это стихотворение Ф. Тютчева. С ним связано и название книги воспоминаний, вышедшей в 1982 году, – «Вечерний день».

В руках у Мариэтты томик стихов Георгия Иванова, упомянутого в разговоре в качестве третьеразрядного поэта. На вопрос Мариэтты, не виделся ли Вениамин Александрович. с Одоевцевой, он ответил, что не желает с ней видеться. Терпеть не мог её и раньше – Лживая женщина. В воспоминаниях много лжи. Как была дурой, так и осталась. Я не желаю таким образом оживить дорогие мне двадцатые годы.

Я же, вспомнив стихи Г. Иванова «Над розовым морем…», спросила мнение Вениамина Александровича о Вертинском.

– Талант огромной силы, но писал в жанре, который я не люблю. Разговоры Вениамина Александровича и Мариэтты Чудаковой были настолько пронизаны эрудицией, юмором, остроумием и взаимопониманием, что не было никакой возможности их записать или запомнить.

«В 60-е годы во время «оттепели» ему довелось побывать в Италии, Японии, Англии, Бельгии.  Все эти поездки нашли отражение в его путевых очерках. Особенно деду понравилась Англия. Он очень любил и хорошо знал английскую литературу. Эту любовь передал и мне. Я стала переводчиком с английского. До сих пор сохранилось несколько привезенных им из этой страны фарфоровых фигурок – диккенсовских героев. Чарльз Диккенс был одним из его любимых писателей. К слову, дед любил вырезать человечков из коры. Когда я была маленькая, сделал для меня Буратино, Бармалея, какую-то загадочную птицу». (Из интервью с внучкой В.А. Каверина, филолога и переводчика Татьяны Бердиковой).

В.А. передаёт сюжет рассказа «Автопортрет».

– Тогда он берёт револьвер уснувшего брата и идёт убить её. Но застаёт её уже мёртвой.

Я не объясняю причин её смерти.

Его арестовывают в этот момент, обвиняют в убийстве, судят и отправляют в лагерь. Потом это уже сломленный, спившийся, опустившийся человек. Я придумал такой поворот, потому что не могу убить человека!

– Благодаря этому вещь приобретает социальное звучание, вписывается в определённое время – осуждение невинного.

– Я это и искал.

О Викторе Некрасове:

– Прелестный был человек! Всегда что-то придумывал. Он взял с собой (в Ялту, кажется) кинокамеру, придумал пьесу, и все мы её разыгрывали.

В больнице прогуливаемся по коридору. Пересказываю наш разговор с Наташей Зейфман:

– Меттер о вашей помощи Зощенко сказал «содержал».

– Это преувеличение.

Всё же видно, что В.А. растроган.

– Я как-то сказал Федину: «Пошли ему тысячу рублей». Он послал. Я был влюблён в него в юности. Это был эталон энергичного человека, – со смехом: – Однажды во время писательского собрания Брыкин (партийный деятель) стал говорить о том, что Тынянов пишет на исторические темы вместо того, чтобы освещать жизнь колхозов. Федин взял стул и пошёл к нему через весь зал со стулом в руках. Его удержали. Брыкин перепугался.

Красавец был! А что из него сделали?

«В 1946 году за роман «Два капитана» дед получил Сталинскую премию второй степени и за эти деньги построил дачу в Переделкине. Но лично со Сталиным он знаком не был и в партии не состоял. Этот дом сохранился. Там практически все осталось, как было при нем, Вениамине Александровиче. Большая библиотека, стол, за которым он писал, кресло. В этом доме дедушка жил круглый год. В Москве бывал редко. Из домашних животных у нас жили овчарка Буся и огромный рыжий кот Филя «переделкинской» породы. Почему «переделкинской»? Первой персидскую кошку завела Маргарита Алигер. Когда появились котята, соседи с удовольствием их разобрали. Наш Филя оказался долгожителем – прожил двадцать лет. В нашем доме он был полноправным членом семьи. Помню, как однажды, уже в весьма почтенном возрасте, запрыгнул на накрытый к ужину стол. Бабушка вбежала в комнату со словами: «Говори, что съел!» Он, не сумев признаться, стыдливо со стола спрыгнул». (Из интервью с внучкой В.А. Каверина, филолога и переводчика Татьяны Бердиковой).

19 апреля 1989 года Вениамину Александровичу Каверину исполнилось восемьдесят семь лет. В тот день я не смогла выбраться в Переделкино, но у Вениамина Александровича побывала приехавшая из Пскова Тамара Васильевна Вересова. Она сфотографировала именинника в кругу его родственников, сама снялась с ними. Думаю, это последние фотографии Каверина – жить ему оставалось менее двух недель. Умер Вениамин Александрович в ночь на 2 мая от сердечного приступа, в кардиоцентре. Во время гражданской панихиды в ЦДЛ о нём ёмко и точно сказал Фазиль Искандер:«Жизнь и творчество Вениамина Александровича Каверина доказывают, что в России можно жить долго, столь же долго оставаясь хорошим писателем и порядочным человеком».

(Вениамин Каверин в последние годы жизни)

«Когда бабушка умерла, дед очень тяжело переживал потерю. Думаю, это обстоятельство ускорило и его уход. В Переделкине у него случился сердечный приступ. Родители успели отвезти его в Москву в кардиологический центр, где работал мой отец, но через сутки деда не стало. Сердце было изношено – спасти не удалось». (Из интервью с внучкой В.А. Каверина, филолога и переводчика Татьяны Бердиковой).

(Памятник «Два капитана» возле библиотеки имени В. Каверина в городе Пскове)

«После трех часов шел прогуляться и брал меня с собой. Мы разговаривали обо всем. Почему-то запомнилось, что лето в Переделкине всегда было теплым, сухим и солнечным. Хотя недавно перечитывала письма, которые Вениамин Александрович писал моим родителям, когда они куда-то уезжали и меня оставляли с бабушкой и с ним, и с удивлением узнавала: оказывается, было и сыро, и пасмурно, даже печку приходилось иной раз летом топить. Возможно, такими остались мои детские воспоминания, потому что дед был очень светлым человеком и всегда оставался оптимистом. После прогулки обычно снова садился за рабочий стол. Писал статьи в журналы и газеты, отвечал на письма читателей, которых получал очень много и которые у нас хранятся до сих пор». (Из интервью с внучкой В.А. Каверина, филолога и переводчика Татьяны Бердиковой).

«Если бы дед мог меня услышать, я поблагодарила бы его за все, чему он меня научил. И еще сказала бы, что всегда о нем помню». (Из интервью с внучкой В.А. Каверина, филолога и переводчика Татьяны Бердиковой).

Источники:

https://litbook.ru/article/7217/

http://www.kaverin.ru/dva-kapitana/roman/1291-vnuchka-veniamina-kaverina-intervyu